Островский Александр Николаевич. Бедность не порок

... Так, в момент высадки на остров, куда Матиас взрослым возвращается впервые, всего на один день, чтобы продавать наручные часы, он замечает знак в виде восьмерки, выгравированный на стене мола. "Это была восьмерка в горизонтальном положении: два равных круга диаметром чуть меньше десяти сантиметров, соприкасающиеся краями. В центре восьмерки виднелся красноватый нарост, видимо, след разъеденной ржавчиной железной сваи". Что, казалось бы, может быть ближе к объективности и геометрической чистоте, которая притягивает описание, не оставляющее тени. Тем не менее, "восьмерка" будет, подобно наваждению, сопровождать все повествование: такую форму получит путь, проделанный [героем. - М.Р.] по острову, что-то вроде двойной окружности, из которой нам известна только одна часть. На каждой из открываемых дверей будет по два затемненных круга, образованных древесными волокнами, или картина, имитирующая неровности и узлы. Прибавим еще вчетверо сложенное железное кольцо, в которое продеваются руки и ноги девушки, подвергаемой реальной или воображаемой пытке, имеющей целью продемонстрировать гибкость ее тела. И прежде всего это будет двойной круг глаз, находящийся в центре этого романа зрения, глаз, запечатлевающих вещи с бесстрастием и жестокостью абсолютного и неподвижного взгляда, который приписывают некоторым видам птиц и который можно застать на старых фотографиях.

Не нужно удивляться тому, что невозвратимое, изъятое из полезного употребления время, заполняется предполагаемой фигурой пытки. Верно ли то, что коммивояжер "там, за поворотом", вступил на путь, отличный от обычного? Искал ли он и действительно ли встретил девочку, что привлекла его внимание сходством с одной старой подругой? Действительно ли он привязал ее, раздел, пытал с помощью прижиганий, а затем выбросил нагое тело в море? Разве он, этот спокойный молодой человек, маркиз де Сад? Но когда имела место эта сцена? Постепенно мы видим, как она последовательными мазками возникает еще до того, как совершается; она проходит через все повествование, будучи за каждой сценой, за каждым лицом, она вклинивается между фразами, параграфами...