«Гроза»

Кабанов. Ну да. Она-то всему и причина. А я за что погибаю, скажи ты
мне на милость? Я вот зашел к Дикому, ну, выпили; думал -- легче будет, нет,
хуже, Кулигин! Уж что жена против меня сделала! Уж хуже нельзя...
Кулигин. Мудреное дело, сударь. Мудрено вас судить.
Кабанов. Нет, постой! Уж на что еще хуже этого. Убить ее за это мало.
Вот маменька говорит: ее надо живую в землю закопать, чтобы она казнилась!
А. я ее люблю, мне ее жаль пальцем тронуть. Побил немножко, да и то маменька
приказала. Жаль мне смотреть-то на нее, пойми ты это, Кулигин. Маменька ее
поедом ест, а она, как тень какая, ходит безответная. Только плачет да тает,
как воск. Вот я и убиваюсь, глядя на нее.
Кулигин. Как бы нибудь, сударь, ладком дело-то сделать! Вы бы простили
ей, да и не поминали никогда. Сами-то, чай, тоже не без греха!
Кабанов. Уж что говорить!
Кулигин. Да уж так, чтобы и под пьяную руку не попрекать. Она бы вам,
сударь, была хорошая жена; гляди -- лучше всякой.
Кабанов. Да пойми ты, Кулигин: я-то бы ничего, а маменька-то... разве с
ней сговоришь!..
Кулигин. Пора бы уж вам, сударь, своим умом жить.
Кабанов. Что ж мне, разорваться, что ли! Нет, говорят, своего-то ума.
И, значит, живи век чужим. Я вот возьму да последний-то, какой есть, пропью;
пусть маменька тогда со мной, как с дураком, и нянчится.
Кулигин. Эх, сударь! Дела, дела! Ну, а Борис-то Григорьич, сударь, что?
Кабанов. А его, подлеца, в Тяхту', к китайцам. Дядя к знакомому купцу
какому-то посылает туда на контору. На три года его туды.
Кулагин. Ну, что же он, сударь?
К а б а н о в. Мечется тоже, плачет. Накинулись мы давеча на него с
дядей, уж ругали, ругали,-- молчит. Точно дикий какой сделался. Со мной,
говорит, что хотите, делайте, только ее не мучьте! И он к ней тоже жалость
имеет.
К у л и г и н. Хороший он человек, сударь.
Кабанов. Собрался совсем, и лошади уж готовы. Так тоскует, беда! Уж я
вижу, что ему проститься хочется. Ну, да мало ли чего! Будет с него. Враг
ведь он мне, Кулигин! Расказнить его надобно на части, чтобы знал...
К у л и г и н. Врагам-то прощать надо, сударь!
Кабанов. Поди-ка, поговори с маменькой, что она тебе на это скажет.
Так, братец Кулигин, все наше семейство теперь врозь расшиблось. Не то что
родные, а точно вороги друг другу. Варвару маменька точила-точила, а та не
стерпела, да и была такова,-- взяла да и ушла.
Кулигин. Куда ушла?
Кабанов. Кто ее знает. Говорят, с Кудряшом с Ванькой убежала, и того
также нигде не найдут. Уж это, Кулигин, надо прямо сказать, что от маменьки;
потому стала ее тиранить и на замок запирать. "Не запирайте,--говорит,--хуже
будет!" Вот так и вышло. Что ж мне теперь делать, скажи ты мне? Научи ты
меня, как мне жить теперь? Дом мне опостылел, людей совестно, за дело
возмусь -- руки отваливаются.