Островский Александр Николаевич. Лес
А теперь, брат, пойдем, выпьем доброго вина, закусим на
дорогу, по стакану, по другому шампанского.
Счастливцев. Вот жизнь, Геннадий Демьяныч! Вот это я понимаю. А то что:
пешком... сам себя презираешь. Не знаю, как вы, а я презираю такую жизнь. Я
всегда за богатых людей. Кто шампанское пьет, хорошие сигары курит, тот и
человек, а остальное - ничтожество. Так ведь, Геннадий Демьяныч?
Уходят в столовую. Входит Аксюша.
Аксюша, потом Петр и Несчастливцев.
Аксюша. Где же братец? (Заглядывает в дверь.) Он в столовой, и Петя
там. Как бы его вызвать! Мне бы только хоть два слова сказать на прощанье,
при людях неловко будет. (Тихо.) Петя! Петя! Услыхал, идет.
Петр тихо боком прокрадывается в дверь.
Петр. А, это ты?
Аксюша. Тише, ради бога, тише! Кончено дело, у братца денег нет; я еду
с ним далеко и навсегда. (Берет его голову, прижимает к себе и целует.)
Прощай! Ступай! ступай!
Петр. Едешь? Куда, зачем?
Аксюша. В театр, в актрисы.
Петр. Что ты, опомнись, с ума ты сошла!
Аксюша. Решено, решено. Ступай, ступай!
Петр. Что ты! У меня сердце упало, ровно кто меня камнем в грудь-то
ушиб. А ведь я с тятенькой опять говорил.
Аксюша (робко и оглядываясь). Ну, что же?
Петр. Сначала, известно, два часа ругал без отдыха; потом говорит:
"Хоть бы тысячу за тебя, дурака, дали".
Аксюша. Я на прощанье словечко закину тетеньке; а впрочем, надежды
мало. Ну, ступай! (Целует его.) Прощай! Ужо не прощайся! Стыдно. Глазами
только проводи, я на тебя все глядеть буду.
Петр. Ах ты, жизнь! Вот бы когда в омут-то с великим моим
удовольствием.
Входит Несчастливцев.
Несчастливцев. А! Попались!
Аксюша. Братец, потише!
Петр уходит.
Одно слово, одно слово, братец! Утопающий за соломинку хватается. Попросите
тетушку, может быть, она сжалится надо мной; теперь только тысячу рублей
нужно, только тысячу.
Несчастливцев. А что ж в актрисы-то, дитя мое? С твоим-то чувством...
Аксюша (прилегая к нему, нежно). Братец... чувство... оно мне дома
нужно.
Несчастливцев (басом). Поколебалась! Что на земле незыблемо теперь?
Пойдем, меня ждет компания. Дай мне хорошенько вдохновить себя, а то я
поговорю. (Уходит в столовую.)
Выходят Милонов, Бодаев и Карп.
Милонов, Бодаев, Карп, потом Гурмыжская и Буланов.
Карп. Пожалуйте-с! Они сейчас выдут.
Милонов. Что это у вас, Карпуша, нынче как-то особенно парадно?
Карп. Не могу знать.
Выходит Гурмыжская, очень нарядно и молодо одетая, под руку с Булановым.
... (Иствик в течение десяти лет то
приходил в упадок, то становился модным городом.) Люди то приезжали в
город, то уезжали. Сама Мардж, ярко накрашенная, предприимчивая женщина,
если и была ведьмой, то несколько другого плана, чем Джейн, Александра и
Сьюки. Ее муж, низенький суетливый Гомер Перли, подстригал живую изгородь
из форзиции очень коротко, и их изгородь всегда отличалась от прочих.
- Бумаги оформили в Провиденсе, - объяснила Джейн, и снова слух
Александры резанул свистящий звук в конце слова.
"А руки у него волосатые", - задумалась Александра. Как в тумане, она
различала дверцу деревянного кухонного шкафчика, всю в пятнах и царапинах,
ее не раз уже перекрашивали. Александре было ведомо, какая необузданная
страсть, как в термоядерном реакторе, может скрываться под внешней
невозмутимостью. Словно в магическом хрустальном шаре увидела она, что
узнает и полюбит этого человека и что из этого не выйдет ничего хорошего.
- Разве у него нет имени? - спросила она.
- Глупее и не придумаешь. Мардж сказала Сьюки, как его зовут, а Сьюки
мне, но у меня оно сразу же вылетело из головы. Что-то там такое с "ван"
или "фон" или "де".
- Шикарно, - отвечала Александра, уже что-то прикидывая в уме,
усаживаясь поудобнее и ничего не имея против посягательств на нее лично.
Высокий темноволосый европеец, изгнанный из родового гнезда и всеми
проклятый, вынужден скитаться по свету... - Когда же он приезжает?
- Вроде сказал, что скоро. Может, уже приехал! - встрепенулась Джейн.
Александра представила свою собеседницу: на узком, словно сжатом с
боков, лице крутыми дугами поднимаются чересчур широкие брови над
встревоженными темными глазами, вблизи эти карие глаза кажутся светлее.
Если Александра была крупной женщиной и поэтому всегда старалась сжаться и
сделаться незаметнее, чтобы лучше выглядеть, во всем полагалась на судьбу
и, в сущности, была довольно ленива и хладнокровна, то Джейн была
маленькая, темпераментная, вся как натянутая струна.
А Сьюки Ружмонт целый день проводила в центре города, собирая новости и
с улыбкой кивая направо и налево, - быстрая, целеустремленная...
| Джон Апдайк
«Иствикские ведьмы»
|
| Островский Александр Николаевич
Русский Шекспир
Александр Николаевич - был знаменитым драматическим писателем
А.Н. Островский и Государственный Академический Малый театр
Все статьи
Изображение купеческого быта и нравов вдрамеА.Н. Островского «Гроза»
Дикой и Кабаниха — «Самодуры русской жизни»
Тема Гражданской войны в творчестве Фадеева и Островского
В чем двойной смысл заглавия драмы А. Н. Островского «Гроза»?
Город Калинов и его обитатели
Все рефераты и сочинения
Барстоу Стэн
Никитин Иван Саввич
Лермонтов Михаил Юрьевич
Мельников-Печерский Павел Иванович
Нарежный В. Т.
Полный список электронных библиотек, созданных и поддерживаемых под эгидой Российской Литературной Сети представлен на страницах соответствующих разделов веб-сайта Rulib.net |
