..... "Я не буду больше танцевать,— говорили вы мне,— я вам обещаю". Феденька (обидясъ). Это правда, я обещал, но не давал честного слова... Я никогда не поступаю против моего честного слова. Дальвиль. Поэтому вам нельзя верить, покуда вы не дадите клятвы. Но как не должно расточать клятв, их должно употреблять только в важных случаях жизни, то с нынешнего дня я вам вовсе не буду верить. Феденька. Вы не будете мне больше верить? Дальвиль. Да, разумеется. Феденька. Но... Дальвиль. Не скрою от вас, что если я должен буду не верить вашему честному слову в пустяках, то в важных делах и подавно... Феденька (плачевным голосом). Это значит, monsieur, что вы меня больше не любите... мы всегда верим честному слову любимого человека. Я верю всему, что вы говорите. Дальвиль. Разве я вас когда обманывал? Феденька. Нет. Дальвиль. Итак, вы мне во всем верите, хотя <?я> никогда не давал вам честного слова. Знайте, Феденька, что да и нет честного человека стоят всех клятв, что правда есть первая добродетель человека и что улика есть самая жестокая и ужасная обида, какую только можно получить. Феденька. А! так я вас уверяю, что с нынешнего дня я никому, исключая моего папеньки, не позволю уличить себя в чем бы то ни было. Дальвиль. Вы будете драться! Феденька. Разумеется... В двенадцать лет уж мой папа Губил врагов ружьем и шпагой, И мне грудь щедрая судьба Согрела тою же отвагой, И я готов прицелить в лоб Тому, кто честь мою затронет, Он оплошал; я хлоп-хлоп-хлоп! И полумертвый он застонет. Дальвиль. Но не лучше ли употреблять свое мужество на врагов отечества, чем драться с своим соотечественником? Феденька...
|